Этот вопрос появился у меня не вчера, но на прошлой неделе я вдруг с испугом поняла, послушав речи на офисной кухне, что ватники ар эвривеа.
Они могут при этом даже носить ленточки на сумках и пару раз сходить экскурсией на революционный Майдан.
Да, в Киеве их ничуть не меньше, и если бы привычка к ГеббельсТВ и среда здесь была чуть менее здоровой с чуть меньшим количеством патриотов и просто умных людей, которые стекаются сюда со всей страны, все эти чудесные женщины орали бы «Путен памаги» так, что бабы на Донбассе бы вздрогнули.
Они могут при этом даже носить ленточки на сумках и пару раз сходить экскурсией на революционный Майдан.
Да, в Киеве их ничуть не меньше, и если бы привычка к ГеббельсТВ и среда здесь была чуть менее здоровой с чуть меньшим количеством патриотов и просто умных людей, которые стекаются сюда со всей страны, все эти чудесные женщины орали бы «Путен памаги» так, что бабы на Донбассе бы вздрогнули.
Так откуда они все берутся? Можно, конечно, сказать, что на Донбассе есть специальная дыра, откуда они, как гномы, выскакивают на свет божий, но это совсем не так.
Ватники — это продукт коллективной безответственности. Эта цепочка настолько старая в нашем обществе, что ее наличие многие просто не замечают.
Ватники в общей своей массе не такие уж плохие и злобные люди — среднестатисческое аморфное двуногое существо с полностью атрофированным собственным мнением и чувством ответственности.
Вернее, они-то, конечно, могут считать, что имеют мнение по каждому поводу и без повода, но по факту всегда находятся в парадигме мнений своих родителей, соседей, телевизора, Путина и прочего Русского мифа.
Ватники в общей своей массе не такие уж плохие и злобные люди — среднестатисческое аморфное двуногое существо с полностью атрофированным собственным мнением и чувством ответственности.
Вернее, они-то, конечно, могут считать, что имеют мнение по каждому поводу и без повода, но по факту всегда находятся в парадигме мнений своих родителей, соседей, телевизора, Путина и прочего Русского мифа.
Ватник — раб своей зарплаты, пенсии, своего дома, своей машины, своей работы и своей семьи. Мне иногда кажется, что ватники размножаются исключительно потому, что так делают все их знакомые.
Они очень редко осознают ответственность от рождения ребенка. Ведь подарить жизнь человеку, как и отнять ее — проще простого.
Один незатейливый процесс, девять месяцев, муки и вуаля — в мире +1. Но что делать с детьми дальше, эти люди представляют ровно в той степени, в какой представляют их родители и среда.
Они очень редко осознают ответственность от рождения ребенка. Ведь подарить жизнь человеку, как и отнять ее — проще простого.
Один незатейливый процесс, девять месяцев, муки и вуаля — в мире +1. Но что делать с детьми дальше, эти люди представляют ровно в той степени, в какой представляют их родители и среда.
Самое страшное преступление по отношению к своему ребенку человек делает тогда, когда не учит его иметь собственное мнение.
Ватники никогда не задают своим детям вопрос: «А как ты думаешь? А почему? А почему ты думаешь, что так можно/нельзя?»
Им это самим в голову не приходит.
Когда я смотрю на куму небезызвестной Юли и на ее маленькую дочь, которая хочет танцевать, а ее мамаша не хотела водить ее на танцы, потому что это глупо и дорого, да и зачем, «дитё и так гуляецца», мне хочется запретить им размножаться на законодательном уровне.
Возможно, это и не правильно, но больше всего меня раздражают люди без своего мнения. Меня в университете знали практически все преподаватели.
Не потому что я семи пядей во лбу или хожу в фиолетовом боа.
А потому что когда задают вопрос в аудиторию, я не могу промолчать.
Я всегда тяну руку и всегда отвечаю, всегда выхожу к доске, даже если не знаю, потому что у меня ВСЕГДА ЕСТЬ СВОЕ МНЕНИЕ по поводу всего.
И я готова его отстаивать, равно как и менять, если вижу разумные доводы. Я просила объяснить мне, если я чего-то не понимала. Меня так воспитали.
А вот у детей ватников такой необходимости не возникает.
И это и есть самая большая трагедия нашего общества. Отсюда война. Отсюда Путенпамаги. Отсюда воры в правительстве. Отсюда ВООБЩЕ ВСЕ.
Ватники никогда не задают своим детям вопрос: «А как ты думаешь? А почему? А почему ты думаешь, что так можно/нельзя?»
Им это самим в голову не приходит.
Когда я смотрю на куму небезызвестной Юли и на ее маленькую дочь, которая хочет танцевать, а ее мамаша не хотела водить ее на танцы, потому что это глупо и дорого, да и зачем, «дитё и так гуляецца», мне хочется запретить им размножаться на законодательном уровне.
Возможно, это и не правильно, но больше всего меня раздражают люди без своего мнения. Меня в университете знали практически все преподаватели.
Не потому что я семи пядей во лбу или хожу в фиолетовом боа.
А потому что когда задают вопрос в аудиторию, я не могу промолчать.
Я всегда тяну руку и всегда отвечаю, всегда выхожу к доске, даже если не знаю, потому что у меня ВСЕГДА ЕСТЬ СВОЕ МНЕНИЕ по поводу всего.
И я готова его отстаивать, равно как и менять, если вижу разумные доводы. Я просила объяснить мне, если я чего-то не понимала. Меня так воспитали.
А вот у детей ватников такой необходимости не возникает.
И это и есть самая большая трагедия нашего общества. Отсюда война. Отсюда Путенпамаги. Отсюда воры в правительстве. Отсюда ВООБЩЕ ВСЕ.
Как я уже сказала, ватники — продукт коллективной безответственности.
Мы 23 года думали, что Донбасс «якось воно буде». Не буде.
Если Львов и западные земли долгое время пребывали в парадигме западных ценностей, боролись за свои права и даже побеждали (при Австро-Венгрии, в 1861 году украинцы выбили себе право избираться в Галицкий сейм), то они и сейчас являются моторчиком любой украинской революции, они и сейчас достаточно самостоятельны, чтобы бороться за свои права и ЗА НАШИ С ВАМИ ПРАВА ТОЖЕ.
Но это не значит, что они выше остальных украинцев или чем-то лучше, у них просто были исторически другие реалии.
А Донбасс — это как ребенок-даун.
Если им не заниматься, он начинает есть какахи, если заниматься, он будет полностью интегрирован в здоровое общество, а может быть, даже станет показывать успехи.
Так вот то, что происходит, эта война — это наша общая вина.
Мы 23 года думали, что Донбасс «якось воно буде». Не буде.
Если Львов и западные земли долгое время пребывали в парадигме западных ценностей, боролись за свои права и даже побеждали (при Австро-Венгрии, в 1861 году украинцы выбили себе право избираться в Галицкий сейм), то они и сейчас являются моторчиком любой украинской революции, они и сейчас достаточно самостоятельны, чтобы бороться за свои права и ЗА НАШИ С ВАМИ ПРАВА ТОЖЕ.
Но это не значит, что они выше остальных украинцев или чем-то лучше, у них просто были исторически другие реалии.
А Донбасс — это как ребенок-даун.
Если им не заниматься, он начинает есть какахи, если заниматься, он будет полностью интегрирован в здоровое общество, а может быть, даже станет показывать успехи.
Не бабок с иконами, не Яценюка и Пастора, не патриотов, которые до последнего сопротивлялись, пока российский агрессор не начал вооруженную спецоперацию, и даже не Путина, — это вина всего нашего общества и беда всего общества.
Наша образовательная программа, вопреки здравому смыслу и всяким там Болонским процессам, все еще заточена под вытягивание на оценку, а не на получение знаний.
Мы не заботились о гражданском обществе, мы не интересовались политикой, мы оставались безучастными и разочарованными, замыкаясь на своих кредитах, работах и проблемах.
Мы не требовали бросить все силы на повышение уровня образованности, на программу украинизации Донбасса и Крыма — не такой, как мечтает товарищ Фарион, а человечной, адекватной, с воспитанием любви, а не просто «всі мають знати державну мову».
Да мова вообще не проблема.
Для образованного человека знать меньше трех-четырех языков ВООБЩЕ СТЫДНО.
Это лишь способ выражения мысли, главное, чтобы эти мысли были.
Наша образовательная программа, вопреки здравому смыслу и всяким там Болонским процессам, все еще заточена под вытягивание на оценку, а не на получение знаний.
Мы не заботились о гражданском обществе, мы не интересовались политикой, мы оставались безучастными и разочарованными, замыкаясь на своих кредитах, работах и проблемах.
Мы не требовали бросить все силы на повышение уровня образованности, на программу украинизации Донбасса и Крыма — не такой, как мечтает товарищ Фарион, а человечной, адекватной, с воспитанием любви, а не просто «всі мають знати державну мову».
Да мова вообще не проблема.
Для образованного человека знать меньше трех-четырех языков ВООБЩЕ СТЫДНО.
Это лишь способ выражения мысли, главное, чтобы эти мысли были.
Так что, как говорил Макарыч, шо маємо, те маємо. Наше главное задание сейчас — разработать такие программы, чтобы искоренять ватников не БМ-21, а повышением уровня культуры и образованности. Не допускать проблемы, а не бороться с ней без конца.
