Уже когда началась война, приходилось слышать: «Мы не думали, что ТАК будет». Как оказалось, ключевыми были слова: «Мы не думали»
Референдум
Среди моих друзей и родственников никто на референдум не ходил. Знакомые ходили. Далеко не все, но ходили.
Одни голосовали за «Россию», другие – за «независимость», «федерализацию», «автономию», «децентрализацию».
Большинство не знало, что именно всё это значит, но ходили. Одни – между делом, другие – целенаправленно, были и такие, кто звонил друзьям, чтобы «вкинули» за него и всех его знакомых.
«Голосовали» дети и умершие, местные и приезжие, по спискам и без всяких списков, очно и заочно, даже через интернет.
На город со стотысячным населением открывали аж один участок и радовались «огромным» очередям, которые, впрочем, исчезали практически сразу после отъезда съемочных групп.
При подсчете особый восторг вызывало отсутствие бюллетеней с отметкой «против», хотя и слепому было ясно, что все, кто был против, остались дома, уверенные, что этот фарс не будет иметь никаких последствий.
А последствия не заставили себя долго ждать.
Потом часто приходилось слышать: «Мы не думали, что ТАК будет».
Как оказалось, ключевыми были слова: «Мы не думали»
Собаки
У войны масса признаков. Самый непредвиденный – это собаки.
Их почему-то стало очень много.
Брошенные, преданные пропавшими куда-то хозяевами, голодные, они бродят толпами, пугают и сами боятся. Хуже всего тем из них, что в прошлой жизни были любимчиками.
Именно в их глазах вопрос «за что?» читается наиболее отчётливо.
Как-то не до собачьих приютов и прививок. Куда-то резко исчезли борцы за права животных.
Как оказалось, собаки не любят войну.
Если даже вы не услышите звуки канонады, собачий лай безошибочно возвестит: опять бомбят. Собачий век короче человеческого и у них мало шансов дождаться того часа, когда снова о них будут заботиться. Хотя и у нас такой шанс тоже невелик…
Сумки
Я ненавижу сумки. Большие и просто огромные, тяжеленные, с протёртыми ручками и боками. Я ненавижу этих ужасных клетчатых монстров, постоянных «пассажиров» Константиновского поезда и «клиентов» Южного вокзала.
Их владельцам не нужны паспорта и справки. О них всё расскажут эти проклятые сумки – свидетели и соучастники их позорного бегства из родного города в никуда.
По этим «паспортам» их легко узнают в других городах. По этим же сумкам они находят себе подобных в толпе и молча смотрят в глаза друг другу на чужих вокзалах.
Если я доживу до светлых дней, я торжественно сожгу все клетчатые сумки.
Лишь бы дожить.
Один из жилых домов на оккупированной части Донецка (иллюстрация).
Вода
Основа жизни. Теперь я точно знаю, что это такое. Это вода. Оказывается, что «удобства» на улице – это прекрасно, это сразу решает проблему воды процентов на 40.
Оказывается, можно плакать от того, что во время дождя все были на работе и не собрали воду.
Оказывается, можно выругать дочку, которая помыла полы чистой водой или полила цветы. Купить, привезти или принести воды, потом её же вылить в большую бочку или яму, а оттуда накачать насосом в бак, нагреть и, наконец, помыться, в ней же постирать, а потом помыть полы и этой же водой полить фикус. Не смешно.
Телефон
Уже год, как наши телефоны стали красного цвета. Все без исключения. Мы говорим много, часто и со всеми. Иногда слышно, как трубка фонит.
Молва это приписывает спецслужбам: подслушивают. Но всё равно говорим, говорим о том, что знаем, чего не знаем и о том, чего хотим. А хотим все одного.
Мы хотим, чтобы не было о чём говорить ежедневно, ежечасно, с близкими и чужими, с друзьями и врагами, которые раньше тоже были друзьями.
Мы хотим, чтобы не было новостей. Отсутствие новостей – это самая прекрасная новость.
Ксерокопия
Цифра шокирующая, наверняка, получится.
Бедняжке паспорту достаётся больше всех. Обложка уже давно не выдерживает постоянного одевания и снимания.
Непонятным, как всегда, остаётся вопрос, для чего нужен код, если он ни о чём не говорит.
Для чего в паспортных, налоговых, социальных, пенсионных, миграционных, коордиционных и прочих службах стоят компьютеры и подключён интернет?
Возможно именно работники этих служб купили ксероксы самыми первыми и теперь нам в этом бизнесе достаётся лишь роль средства производства?
Вынужденные переселенцы
Может быть этот термин и правильный юридически, но абсолютный идиотизм по сути.
Переселенцы переселяются, а они в своём большинстве бежали с парой сумок, ужасом в глазах и пустотой в душе.
Бежали непродуманно, порой глупо и почти всегда поздно.
Бежали в никуда. Вернее, туда, куда ещё можно было уехать поездом или автобусом.
В сумках – немного летней одежды, паспорта, игрушки, ноутбук и последние деньги.
То, что эти деньги действительно станут последними, узнавали намного позже.
Были и предусмотрительные, те, которые ещё в мае «запрыгнув в последний вагон» «Интайма» – тихонько вывезли мебель, технику и зимнюю одежду, спрятали свои внедорожники в гаражи родственников и сняли ещё относительно недорогие квартиры в Днепре или Харькове.
Большинство же за любые деньги покупали билеты на последний рейс «Донбасса» и уже в вагоне звонили дальним родственникам и почти друзьям в Киеве, не понимая, что нет ничего более постоянного, чем временное.
Не судите, да не судимы будете. Хотя и обидно, что киевляне не преминули возможностью заработать на «донецких» на безбедное существование.
Сначала было только ожидание и круглосуточный мониторинг новостей.
А ещё боль, такая острая, такая пронизывающая. Валерьянка и новопасит, водка и прихваченый из дома ром, слёзы, ссоры и снова слёзы.
К тому времени, когда им дали имя – «временные переселенцы», они уже потратили все свои заначки, замёрзли в своих летних одёжках, смотались пару раз «партизанскими» тропами домой и оформили детей в школы, но «ненадолго, пока не закончится».
Не закончилось. Стало хуже. Хуже там, дома.
Плохо здесь: денег нет, работу найти невозможно, город чужой и не пытается стать своим, у детей неврозы и проблемы с учёбой...
Боль ушла вглубь, стала чаще мучить ночью, в тишине.
Но самое страшное – от надежды остался такой крошечный осколок, что иногда кажется, что её нет совсем. Надежда умирает последней.
Интересно, сколько нас еще впереди перед ней в этой страшной очереди?
Лариса Горина, учитель, город Димитров
