Продолжающееся уже полгода активное противостояние в Донбассе поставило точку на всех нео-имперских проектах по воссозданию в обновленной форме Советского Союза. Шахтерские, урбанизированные пространства Донецкой и Луганской областей Украины представляли собой идеальную почву для апробации идеи «русского мира», и именно поэтому, её провал на Востоке Украины свидетельствует о принципиальной невозможности любых реконструкторских проектов на постсоветском пространстве.
Донбасс по своей природе представляет образец «советского» пространства. Здесь наиболее глубоко укоренились социальные практики, бывшее неотъемлемой частью советского образа жизни. Коррупция, пронизывающая все уровни общественной жизни. Крайне слабый уровень личной ответственности и вытекающая из него надежда на какую-то внешнюю силу, которая будет поставлять главные социальные блага — будь то государство или местный олигархат. В обмен эта внешняя сила получала от населения мандат на все остальные виды деятельности, включая сакральное «право воровать». Отсюда и искренняя убежденность жителей региона что любая власть ворует и не соблюдает закон, и единственное, на что может рассчитывать индивид — то, что в процессе воровства и ему что-то перепадет в виде социального пособия. Частично это отношение к власти — память о временах выгодного социального контракта советской эпохи, когда жители этого промышленного региона наслаждались социальными льготами и привилегиями.
С экономической точки зрения Донбасс это по-прежнему Советский Союз, причем плохо интегрированный в мировую экономическую систему. В регионе преобладает крупное устаревшее промышленное производство, которое порождает социальное явление моногородов. В таких поселениях как правило плохо развит сектор услуг и сельское хозяйство, и вся жизнь, соответственно, сконцентрирована вокруг одного центра — Завода. Владелец завода приобретает практически статус феодала — сакрального начальника, от которого зависит благополучие жителей.
Такие социальные и экономические условия существования порождают советскую политическую среду. В Донбассе крайне слабо развито гражданское общество, хотя в промышленном краю можно было бы ожидать наличие сильного самостоятельного профсоюзного движения. Среди граждан преобладает политическая индиффернтность — им искренне все равно какая политическая сила у власти — социалисты или либералы, поскольку и о тех и о других им в принципе мало что известно. Данный идеологический вакуум заполняется мифологемы, которое продуцируют средства массовой информации. Примерами таких мифологем являются пресловутые «русский мир», «победа», «великий русский язык и великая русская культура». Их задача скрашивать неприглядную социальную реальность и предавать населению ощущение в собственной избранности и значимости. Однако искренней убежденности в этих мифологемах также не наблюдается — несколько месяцев массированной контрпропаганды и предоставление большего объема социальных благ в состоянии изменить предпочтения населения. Что более важно за эти мифологемы население не готово жертвовать минимальным социальным комфортом.
Во-первых, в отличие от украинского гражданского общества, которое де-факто начало при помощи сети волонтерских организаций воссоздание украинской армии на новой основе, население Донбасса продемонстрировало полную социальную аномию. Выяснилось, что жители Донбасса не готовы платить за Новороссию, искренне возмущены когда страдает их собственность, и что более важно сами ждут резкого увеличения своего социального благосостояния за счет повышения государственных пособий (пенсий и прочего) до российского уровня. Другими словами вся идея Новороссии для большинства жителей Донбасса — не борьба за «русский мир» а простая «смена феодала» в поисках более сытной кормушки. В ожидание материальной выгоды люди готовы выйти на митинг или проголосовать на референдуме, но совершенно не готовы чем-либо жертвовать. Примечательно, что данная модель поведения не зависит от уровня благосостояния. Точно такую же стратегию избрали представители олигархии: в то время как сторонник украинский проекта И. Коломойский тратит свои средства на создание батальонов национальной гвардии и поддержание правопорядка в Днепропетровской области, не без выгоды для себя разумеется, Донбасские олигархи всячески пытаются продемонстрировать отстранённость от конфликта как такового.
Во-вторых, боевые действия в донецкой и луганской областях продемонстрировали, что сторонников воевать за новый Советский Союз гораздо меньше чем планировали архитекторы этого проекта, а готовых умирать и того меньше. Многочисленные «диванные войска» не конвертировались в реальные боевые подразделения. Те же кто едут воевать испытывают горькое разочарование когда их субъективная реальность «освободительного похода против трусливого врага» сталкивается с жестокой реальностью практики боевых действий. Показательно то искреннее возмущение, которое подавляющее число ополченцев выносят с первого боя. До сражения они скандируют «дрожите бандеровцы», а после него искренне возмущаются, понеся потери: «смотри Украина, как тут наших людей убивают». Рационально сложно понять как эти мифологемы могут уживаться в одной голове. Ну нельзя же ожидать что «бандеры» не будут сопротивляться, а просто станут к стенке?
Но даже среди тех, кто реально воюет в Украине, число местных гораздо меньше, чем ожидалось. Лидеры вооруженных формирований раз за разом повторяют мантру о необходимости мобилизации, но число добровольцев из жителей Донбасса никак не увеличивается. Если в промышленной агломерации Донбасса и Луганска- истинном осколке бывшего Советского Союза в Украине не удается набрать добровольцев для претворения в жизнь возрожденного варианта СССР, то перспективы его воплощения на других территориях практически исчезают.
Таким образом, крах «Русской весны» обусловлен не «заокеанскими кукловодами» и «пятыми колоннами» но элементарном отсутствием у неё достаточной пассионарной социальной базы. Сторонники СССР 2.0 в массе своей стремятся лишь улучшить конкретно свое материальное благосостояние, а ценностный компонент для них сильно вторичен. Идея возрожденного Союза на практике не представляется людям как борьба за новые перспективы или ценностные ориентиры, но лишь способом получения доступа к «более большой кормушке», на что люмпенизированный сегмент населения очень даже согласен. Однако даже за этот доступ население готово пожертвовать очень немногим. Как правило даже угроза собственности воспринимается крайне негативно, не говоря уже об угрозе личной безопасности, а идея, за которую люди не готовы проливать свою кровь — мертва.
Идеологи нового Советского Союза могут провернуть свой реконструкторский проект только на двух условиях. Первое представляет собой отсутствие какого-либо сопротивления со стороны противников советской идеи. Второе — деньги, на покупку молчаливого согласия своей социальной базы. Первое в условиях современного мира и настроя большинства украинского и постсоветского населения, все-таки начавшего движение к построению политических наций маловероятно, а на второе у реконструкторов просто нет средств обеспечить резкий скачок уровня жизни даже нескольким миллионам населения.
Идея неосоветской империи еще менее жизнеспособны чем планы построения нового халифата у арабских террористов типа ИГИЛ. Там тоже имеется явно ретроградная идея по возврату старых социальных практик, но, по крайней мере, тысячи людей в эти идеи верят и готовы за них умереть. В этом и есть ключевая разница между Майданом в Киеве и СССР 2.0. На майдан вышло гражданское общество, готовое погибнуть за идею новой Украины, не оценивая сейчас содержательный компонент новой идеи как таковой. Десятки тысяч людей были готовы стоять с фанерными щитами и самодельными дубинками против полностью оснащенных спецслужб имеющих разрешение стрелять боевыми патронами на поражение. Поэтому майдан выиграл, а нео-СССР проиграл, ведь в конечном итоге, в истории жизнеспособность любого социального проекта определяется числом людей готовых поставить на кон в борьбе за его воплощение свою жизнь.
Valentyn Ogirenko
